Очерк о тамбовской адвокатуре

Уважаемые читатели, представляем вашему вниманию историческое литературное произведение писателя, адвоката Владимира Ивановича Селиверстова под названием «Очерк о тамбовcкой адвокатуре». Данный очерк написан на основании областных и федеральных архивных данных, многие из которых облечены в литературный контекст и публикуются впервые.

«Адвокат» − термин латинский, ровесник суда, означающий «призванный защищать на суде, вести дело». С тех самых пор задача его − оберегать права частного человека.

Судья оберегает эти права в силу государственной власти и должности, а адвокат − в силу своего общественного долга и  статуса. Со времён Древнего Рима и до нынешних сущность адвокатского труда не претерпела особых изменений: он предоставляет на возмездной основе свои знания законов в распоряжение клиента.

В Римской империи постепенно стали появляться замкнутые коллегии адвокатов. Для вступления непременным условием являлось благородное происхождение, необходимо было внесение в матрикулы, предварительно сдав экзамен по праву.

В Средние века появились и окрепли надзор и недоверчивый контроль за адвокатами со стороны судов − явление, совершенно несовместимое с независимостью защиты от кого бы то ни было.

Постепенно всё более и более утрачивается понятие профессии адвоката как общественного призвания, рушится эта профессия как свободная творческая. Времена Цицеронов безвозвратно канули в прошлое.

С возникновением Тамбова  в 1636 году  почти сразу же на Базарной площади и на Сенной  сидели  стряпчие и  строчили сполпьяна челобитные и жалобы всем желающим за бокал вина или рюмицу водки. В основном это были спившиеся подьячие и приказчики съезжих изб, помощники губных старост. Они тоже продавали по сходной цене своё знание Законов – в основном  Судебников, издаваемых русскими государями, и их Указов. Это были прообразчики современных юристов. Они «из найму» ходили по приказам и другим присутственным местам и отстаивали интересы своих господ.

«…А иные истцы и ответчики для таких своих коварств и неправды нанимают за себя в суды и  в очные ставки свою братью и боярских детей ябедников и составщиков воров и душевредцев и за теми их воровскими и ябедническими и составными и лукавством в вершении тех дел правым и маломочным людям в оправдании чинится многая волокита и напрасныя харчи и убытки и разоренье».

По судебной реформе XIX века присяжными поверенными могли стать лица, имеющие аттестат об окончании полного курса юридических наук в университетах или иных высших учебных заведениях, прослужившие не менее 3 лет по судебному ведомству или 5 лет состоявшие кандидатами там же.

Введён был и возрастной ценз − 25 лет. Не могли  надеяться на это звание состоявшие под следствием и судом и неоправданные. Вводились также и присяжные стряпчие − адвокаты при коммерческих (торговых) судах. Всем этим требованиям соответствовали и составили ядро тамбовской адвокатуры двадцать человек, ставшие присяжными поверенными при Тамбовском Окружном Суде: Алексеев Яков Никитович, Аносов Александр Михайлович, Вольский Владимир Казимирович, Вольский Казимир Казимирович, Кишкин Георгий Григорьевич, Кирин Алексей Данилович, Маркелов Иван Иванович, Писемский Павел Николаевич, Рклицкий Владимир Иванович, Серебро-Шатов Анатолий Алексеевич, Сибилёв Николай Иванович, Тимофеев Александр Яковлевич, Шатов Николай Васильевич, Яковлев Михаил Степанович, Фёдоров Дмитрий Федорович, Мягков Иван Дмитриевич, Луженовский Гавриил Николаевич, Попов Николай Апполонович, Золотухин Иван Ианович.

Грянул Порт-Артур и гибель эскадры Рожественского.

На Гавриила Николаевича Луженовского трагедия русского оружия подействовала странно: он возненавидел свою профессию адвоката. Не убийц и мошенников-купцов защищать сейчас надо, а Родину, Отечество, в опасности оказавшееся.

С утра судебных заседаний не предстояло, предвиделся бездельный день, можно погонять чаи со свежайшими плюшками и бубликами из булочной Мишалуева, что напротив. По сей причине присяжные поверенные  Окружного суда пребывали в радужном и радостном настроении. Доброму расположению духа споспешествовал и день − пятница. Конец рабочей недели. Завтра Чистая суббота − нельзя работать и водку пить.

− Вот и отдохнём чуток от того и другого, − хохотнул ядрёно Казимир Казимирович Вольский − превосходный  мастер по делам о банковских закладных и долговых обязательствах. Имея необъяснимый талант из должника делать в суде кредитора, а, если больше заплатят, то и наоборот,  он только что купил на Мещанской большой красивый дом, принадлежавший князьям Кугушевым, но не въехал, производя  дорогой современный ремонт по европейским  образцам. Кивнув насмешливо Луженовскому, решил он испортить ему с утра настроение, подняв тем самым своё ещё выше, потому что относился к тем людям, которые,  вопреки заповеди, строят своё счастье на несчастьях других.

− Давно хотел вас спросить, Гаврила Николаич, как чистокровного истинного русака, согласны ли вы с посылкой о том, что русские − самый эмоциональный народ в мире. Итальянцы и прочие южане, они темпераментны, а  россияне ведь живут не разумом, а эмоциями. И, в отличие от европейцев, помнят только зло, напрочь забывая про добро, им сотворённое.

− Это из тех же вопросов, что и почему-де еврейский народ считается богоизбранным. Потому что Бог − еврей…

Михаил Казимирович Вольский, берущийся только за бракоразводные дела, привык после выигрышного процесса, кроме гонорара в размере десяти процентов от общей суммы иска, брать в любовницы женщину, обретшую свободу от семейных уз. Но ровно на месяц. Это было непременным условием адвокатского соглашения. Выглядел он  подержанным временем и страстями Дон Хуаном, страдающим хроническим простатитом и апатией, вызванной половым истощением и пресыщенностью жизнью. Обиженно поправив галстук-бабочку тёмно-вишнёвого бархата, он вступился за соотечественников:

− Скажите ещё, как полковник сыскной Протасов, что Библия − это скопище злодеев и преступников. Надо бы спросить его, пусть бы назвал ещё хоть одну книгу, которой две тысячи лет, а? А насчёт эмоций − истинная правда. Слышали, как вчера трое мужиков с Покровки  траур по  русскому флоту  справляли? Нет? Напились в кабаке у Трофимова в Инвалидской слободе на Комендантской в стельку, выплыли на лодке на середину Цны, веслом дно пробили и стоят, орут: «Врагу не сдаётся наш храбрый «Варяг»,  пощады никто не желает!». Так и утонули, мариманы сухопутные. Изо всей святой троицы ни один не плавал. Вот это эмоции!

Третий Вольский − Владислав Казимирович − подлил масла в огонь,

− Самое парадоксальное в русском человеке − так это паническая боязнь чиновника и присутственных мест, но убить человека ему –раз плюнуть! − старший из братьев то ли плюнул, то ли сделал вид, но для пущей убедительности растёр лакированным остроносым башмаком под собой пол.

Единственный русский из присутствующих, стареющий последнее время с заметной для глаза быстротой Яков Николаевич Алексеев не выдержал, вскинулся, вскинул руку с указующим перстом в сторону старшего Вольского. 

− Я расцениваю ваше глумление над русскими плевком в кровь, пролитую героями на полях Манчжурии и в водах Тихого океана! Вы бы хоть ради приличия склонили головы перед погибшими за страну, где вы изволите проживать! − Казимир не счёл нужным более дипломатничать. − Наконец-то  Россию проучили как следует! Ура! Началось! Так и надо нам! Пусть гибнет весь русский флот! А живём мы здесь? Только  по жестокой необходимости! Не более и не менее!

Неведомая сила вздыбила Луженовского, возмущение пронзило тонкой болезненной иглой. Выпрямившись во весь свой богатырский рост, он прогудел басом, откуда-то сверху  от потолка:

− Как смеете вы радоваться русскому горю? При нас, русских, приветствовать поражение русского оружия? Только подлый изменник или жид может радоваться унижению своего Отечества!

− И что же, вы нас подвергнете физическому остракизму по патриотическим мотивам, господин Луженовский?

А тот, забывшись, где и с кем говорит, крикнул:

− Уничтожите один броненосец − соберём деньги на два других. Русь непобедима!

Вольские не стали дальше испытывать судьбу и гуськом потянулись к выходу.

На следующий день Луженовский с утра пришёл в Ассигнационный Банк. Управляющий  Георгий Георгиевич Багратионов, невзрачный мещанин  с Астраханского тупика, гримировавший себя под грузина (фамилия, как-никак, обязывала), удивился:

− Что это вы, господин адвокат, в такую-то рань к нам?

− Распорядитесь-ка снять с моего счёта все накопления.

Видя непредрасположенность  клиента  к разговору, банкир коротко поклонился. В Луженовском он видел тот идеал, оболочку, внутри которой он, Багратионов, мечтал бы родиться и прожить всю жизнь. Но любопытство финансиста взяло верх над плохим воспитанием.

− Покинуть собрались город наш, Богом забытый? – отшатнулся, обиженный криком:

− Каким Богом? Христом или Антихристом?

Через час адвокат шагал по не успевшей ещё просохнуть после  утреннего полива деревянной мостовой к длинному, похожему на большой и неуклюжий барак зданию Губернского Правления. Лауниц был в отъезде, и его по «неотложному делу» принял вице-губернатор. Один из тех, менявшихся чехардой, кого  в губернии никак не могли  запомнить ни в лицо, ни по фамилии, не говоря уж по имени - отчеству.

− Ну что вы, милейший... ээээ, Гаврилий Николаич, никаких на то разрешений и вообще решений не имеется. Да и сами посудите, что это будет, если каждому вздумается деньгами императорскому флоту помогать? Смех, да и только. Военные силы его Императорского Величества не на    подаяния частных лиц  существуют. Так что ничем помочь при всём желании не имею права должностного... Увольте и извольте. Смею напомнить золотое правило − каждый должен заниматься своим делом, а не фантазировать патриотические ненужные порывы. Вы вот сами-то помыслите – ну, куда эти ваши деньги денет финансовое управление  морского Адмиралтейства? На какую статью запишет и зачислит? У них же каждая копейка казённая расписана. А ваши деньги лишние! Понимаете, лишние…

Перед тем как уйти, Луженовский оглянулся и спросил:

− А вы-то тут не лишний? − и громко хлопнул дверью.

На глаза здоровенного мужика накатили слёзы: «Бедная, истерзанная, изнасилованная, опозоренная Россия! Клянусь, буду любить тебя любую − униженную, распятую, нищую, нагую...».

Изумлённая барышня в окошке почтовых переводов долго пересчитывала новые, пахнущие богатством − шубами из норок, английскими сапожками из телячьей кожи с высокой шнуровкой, перстнем с бриллиантовым огоньком, но, прежде всего, пачки денег пахли состоятельным мужем, находящимся в состоянии содержать её в должном состоянии тела и души.

− Куда адресуете деньги?

− Военному министру. Там же указано.

− Вы что, ему должны?

− Барышня, если бы  вы не были столь привлекательны, то я сказал бы, что вы глупы.

Телеграфная девица передёрнула высокой грудью, фыркнула и  оскорблённо застучала штемпелем. «Какой красавец, а на флирт совершенно не поддающийся. Мушшина», − с сожалением подумала она.

Через полгода бывшего адвоката Луженовского, а в последующем  старшего советника губернского правления; начальника  карательного отряда, подавлявшего массовые  беспорядки, сопровождавшиеся убийствами дворян, чинов полиции и поджогами владетельных имений, на Борисоглебском вокзале застрелит пятью выстрелами эсерка-террористка  Мария Спиридонова – гимназистка, бегавшая в окружной Суд послушать его замечательные защитительные  речи, влюблённая в него «по уши».

Во времена Большого террора тамбовская адвокатура затаилась, втянула голову в плечи − как бы карательный меч социалистической законности не смахнул и её. Но убереглись не все. Достаточно перелистать протоколы заседаний  организационного Бюро и Президиума Тамбовской коллегии адвокатов за 1938 год. Под всеми документами того времени стоят три подписи: председатель оргбюро Антонов Г.С., его заместитель Адамович А.Н.,  член президиума оргбюро Малиновский Н.Н.

Официально тогда адвокатское сообщество именовалось «Тамбовская областная коллегия защитников».

Первый же протокол заседания президиума переносит в те уже давние предвоенные годы и передает аромат минувшего.

В самый разгул репрессий шла обычная рутинная работа: принимали в члены ЧКЗ – члены коллегии защитников, исключали, решали повседневные вопросы и проблемы, почти аналогичные нынешним – финансы, ремонт, гонорары, содержание персонала… Вот несколько характерных примеров.

«Постановили: Тов. Покровского Ч.А. за систематическое пьянство и дискредитацию члена ЧКЗ из состава Тамбовской КЗ исключить. Расчёты с клиентом Ильным Н.А. по квитанции от 6 ноября 1937 года № 13 на сумму 20 рублей и Кулаевым М.Г. по квитанции от 20 ноября 1937 года № 20 на сумму «-» рублей предложить произвести Нижнее-Ломовскому коллективу защитников. Разъяснить Лавренатьеву Т.О., что он по квитанции от 27 декабря 1937 года № 461 на 100 рублей может искать через суд с Покровского».

Рассматривалось на этом заседании и дисциплинарное дело на защитника Малахова Г.Н. Он в конце июня 1937 года при выступлении в суде  по делу Тихонова сравнил провозглашённую прокурором меру наказания с каторгой. За подобные сравнения Малахов, по мнению президиума, заслуживал бы сурового  осуждения, но, с другой стороны, было признано, что с того момента прошло более года, и ему было указано на неправильные его действия. Между строк сочится явное желание коллег защитить Максимова. Что с ним произошло далее, неизвестно, его фамилия в списках Тамбовской коллегии защитников более не отыскалась.

Рядовым образчиком крайней заполитизированности  органов адвокатуры служит следующее дело.

«В августа 1937 года, как сообщил прокурор Кистанов, защитник Мамаев, выступая по делу Панкратова, отрицал наличие классовой борьбы на данном этапе. Однако, учитывая, что нарсуд не вынес по данному случаю частного определения, какового в деле не имеется, а равно этот факт не отражён в протоколе судебного заседания и этот факт отрицает сам Мамаев, имевший место случай был в августе т.г. и в присутствии не его, а прокурора Глазунова, который об этом своевременно не сигнализировал, учитывая всё это, решили Мамаева дисциплинарному взысканию не подвергать»

Президиум чутко реагировал на всякие нарушения, допущенные адвокатами.

«ЧКЗ* Рассказовской юридической консультации Мухортов не выполнил профессионального долга защитника. Явившись  на защиту по делу Чащиной Н.Н. в нарсуд Платоновского участка 30 ноября 1937 года, он сообщил обвиняемой Чащиной, что дело слушаться не будет за неявкой будто бы свидетелей,  и уехал в г. Рассказово, не дождавшись об открытии судебного заседания по указанному делу и не поговорив об обстоятельствах дела с обвиняемой. Между тем это дело в тот же день было заслушано и Чащина осуждена к 6 годам лишения свободы. Мухортов лишил её Конституционного права на защиту. Учитывая, что Мухортов адвокат молодой (до трёх лет) и неправильность своих действий осознал, объявить ему строгий выговор с предупрежденьем».

Любопытно одно из решений по поводу заявлений о приеме в адвокаты:

«Постановили: Гр. Васильева Вера Алексеевна, бывшая нарсудья Каменского района, снята в 1937 году с работы народного судьи за связь с бывшим мужем-троцкистом. В ходатайстве ей в приёме в число ЧКЗ Тамбов обл. отказать»

Нередко встречаются  печальные решения:

«Слушали сообщение Уполномоченного ЧКЗ Малиновского об аресте органами НКВД ЧКЗ Садовского Лав. Бал. И ЧКЗ Добромыслова  Вал. Дм. ЧКЗ - член коллегии защитников.

Постановили: Садовского и Добромыслова  отчислить из состава ЧКЗ как числящихся за органами НКВД».

Сколько жалости, сожаления и такта в словах и формулировках! И надежда – а может, вернутся?

Штат организационного бюро и президиума Тамбовской областной коллегии защитников состоял из четырёх человек: председателя, бухгалтера, секретаря и курьера.

Нельзя читать без грустной усмешки следующее постановление:

«Принять самое активное участие в проведении весенней посевной компании. Коллективам КЗ проработать доклад Наркомзёма т. Эйхе на Пленуме ЦК ВКП (б).

Связаться с редакторами районных и городских газет, активно освещать ход межколхозного обмена семян, ремонта сельскохозяйственных машин, инвентаря.

При выездах в сёла обращать внимание на популяризацию Постановления Партии и правительства в беседах с колхозниками и рабочими совхозов.

Проводить в судах политически выдержанную защиту.

При выездах принимать меры к ликвидации в хозяйствах дебиторской задолженности перед коллегией».

Неповторимое время Победы в Великой Отечественной войне смотрит на нас, живущих ныне, из документов  областного Съезда адвокатов в первые мирные дни – 27 июля 1945 года.

Первые же слова отчётного доклада повергают в волнение: «Президиум проводил всю свою работу под общенародным лозунгом: «Всё для фронта, всё для победы над ненавистным врагом». Все адвокаты оказывают юридическую помощь раненым в госпиталях, военнослужащим, членам их семей и инвалидам на безвозмездной основе.

Всего в фонд обороны было перечислено 286490 рублей. В том числе в 1941 году − 15000 рублей, в 1942 году на построение танковой колонны «Советский адвокат» президиум перечислил 51 тыс. рублей и ещё 50. собрали из личных сбережений адвокаты. На строительство танковой колонны «Советский юрист» − 25000 рублей, а адвокаты − 15000 руб. На подарки бойцам Красной Армии собрано 5400 рублей. В помощь эвакуированным адвокатам − 10000 рублей, в фонд адвокатов, вернувшихся в освобождённые районы, − 8000 рублей. Адвокатам, уходящим на фронт, − 2800 руб. В помощь семьям тех, кто воюет, − 13000 руб.

Постоянно работники ТОКА работали на оборонительных объектах: противотанковые сооружения – рытье рвов и надолб. За всё это коллегия удостоилась благодарности т. Сталина.

Кроме того, оказывалась помощь пострадавшим областным коллегиям: Орловской − 15000 рублей, Симферопольской − 5000 руб. и Ленинградской − 15000.

15 тамбовских адвокатов ушли на фронт и сражались с врагом.  Бурлаков награждён орденом «Красного Знамени», двумя орденами «Красной Звезды» и двумя медалями. Попов заслужил орден « Красной Звезды» и медаль.

Летом 1945 года в области насчитывалось 63 адвоката. Они трудились в пяти городских и 39 сельских консультациях. 20 человек имели высшее юридическое образование, 19 – среднее юридическое, 2 окончили краткосрочные юридические курсы. Остальные, как тогда называли, – адвокаты -практики, не имеющие специального образования. Членов партии − 14 и два комсомольца.

По стажу работы адвокаты делились так : до года − 3 человека, от 1 до 3 − 18, от 3 до 5 − 12, от 5 до 10 − 11 и свыше 10 − 19 человек.

Вообще, судя по статистике, в те годы коллегия адвокатов была своеобразной кузницей кадров, видимо, учитывая образовательный уровень и публичность профессии − привычность работы с людьми, то есть народом.

Только за два года, 1945 и 1946, из адвокатов ушли в органы прокуратуры 5 чел., в советско-партийные − 5 чел., в народные судьи − 3 человека.

24 процента дел проведены были на бесплатной основе. Клиентура в сельской местности тогда была зажиточнее городской и менее стеснена в денежных средствах, что объясняется высоким подорожанием продуктов питания после войны.

В докладе приведены были и основные недостатки в работе защитников:

«− Говорят много и вообще, а процессуальных ошибок следствия и судов не замечают и не выявляют, в речах и жалобах не указывают, особенно тех, которые ведут к безусловной отмене приговора.

− Не знакомятся с протоколами судебного заседания.

− Проявляют халатность и невнимательность. Обвиняемые Соседов и Серугин были осуждены по одному и тому же преступлению дважды, причём во второй раз приговор был более жестоким, чем в первый.

− Допускают альтернативные  мнения в речах и жалобах, прося оправдать или переквалифицировать действия подзащитных.

А председатель президиума Климов в сердцах воскликнул: «Отдельные адвокаты никак  не могут понять, что честное и добросовестное отношение к возложенным на них обязанностям − первостепенная важность в их работе!».

Съезд дал оценку работе президиума, признав её удовлетворительной

Избранный на этом съезде  президиум потом много лет стоял у руля областной коллегии. Председатель − Климов Иван Алексеевич, члены: Сурков В.Ф., Адамович А.Я., Ананьев И.Н., Волгин Ф.Н. 

Представлено дореволюционное фото из открытых источников.